В ритме мебели: об американской драме "Щегол"

Мозаика взросления и воспоминаний

Стартует лента в захламленном номере гостиницы в Амстердаме, в котором молодой Тео Деккер (Энсел Эльгорт) готовится совершить самоубийство, приглашая зрителей в историю своей заканчивающейся жизни закадровым комментарием и словами, написанными на страницах прощального письма.

Такой дебют, впрочем, формирует ложные ожидания от экранизации увесистого "кирпича" — романа видной американской писательницы Донны Тартт "Щегол", который был отмечен Пулитцеровской премией в 2014 году и стал бестселлером. Слова (тем более закадровые), являющиеся строительными материалом литературы, режиссер Джон Кроули и сценарист Питер Строхан в дальнейшем будут отвешивать весьма экономно, предпочитая рассказу неспешный, вдумчивый (вернее, вглядывающийся) показ.

Все самое важное в Telegram

В тисках искусства и дежавю

Они отказываются представлять жизнь героя строго последовательно, превратив ее в импрессионистскую мозаику разновозрастных воспоминаний, исходной точкой которых становится трагическое событие, случившееся с героем в детстве, к которому он раз за разом возвращается, открывая все новые подробности и детали.

Во время визита в Метрополитен-музей Нью-Йорка мать Тео, как и многие посетители, гибнет во взрыве, а он, чудом оставшись невредимым, берет себе из пепла работу "Щегол" фламандского живописца Карела Фабрициуса, чтобы затем долгие годы тщательно скрывать шедевр ото всех.

Кроме небольшой картины во владении героя (юного Тео играет Оакс Фегли) оказывается личный артефакт одного из погибших, который он обязуется вернуть. Этот сюжетный ход напоминает интригу драмы "Жутко громко и запредельно близко" Стивена Далдри, свитой из схожих эмоциональных тем детства и травмы, утраты и памяти.

Мебель как предчувствие

Кинематографическое дежавю обеспечивает и Джеффри Райт, в обоих лентах воплотивший скорбящих адресатов артефактов. В "Щегле" он играет совладельца антикварной лавки Хоби, который занимается реставрацией вековой мебели, щедро делясь с Тео своими познаниями и секретами мастерства.

Его участие в судьбе героя усиливает внимание к осязаемо материальному аспекту искусства, который в ленте присутствует изначально не только из-за драматических перипетий, но и благодаря работе выдающегося оператора-постановщика Роджера Дикинса, наполняющего каждый кадр внутренним светом, будто живописное полотно.

Усердно вглядывается в предметы старины Тео и в доме одноклассника, где обретает временный приют. Мать этого семейства в многолетней истории проникновенно сыграла Николь Кидман, оттенив благородную зрелость одних сцен благородной загримированной старостью других.

Образ украинского шахтера в американском кино

Небыстрый взгляд героя очень важен для осознания (и принятия) ритмической и смысловой структуры "Щегла", тянущегося разлапистые 150 минут. Время трагически скоротечной человеческой жизни противопоставлено тут застывшему времени произведения искусства (в том числе декоративно-прикладного) и даже нередко подчинено ему.

Собственно, отчасти поэтому наибольшую динамику история обретает тогда, когда выходит за пределы отмеченного искусством пространства — в сценах жизни Тео с растрепанным отцом (Люк Уилсон) в песчаном пригороде Лас-Вегаса.

Здесь классическое уступает место популярному — наркотикам, алкоголю и сочному общению с резвым соседом Борисом (Финн Вулфхард сыграл его в юности, Анейрин Барнард — в зрелости) — эмигрантом и сыном, ни много ни мало, украинского шахтера.

Кадр из фильма "Щегол"

(Без)успешно спрятанные эмоции

Именно под воздействием наркотиков юный Тео, кажется, впервые за всю долгую картину смеется. Ведь и Оакс Фегли и Энсел Эльгорт изо всех сил играют его так, чтобы плотно сжатые губы героя становились непроницаемым барьером, лишь изредка отпуская пружину боли и страдания вовне.

С этим заданием оба актера справляются весьма своеобразно — одновременно хорошо и не очень. С одной стороны, они не скрывают стараний, с которыми сдерживают эмоции. Но в то же время не всегда оказываются способными подкрепить усилия весомым смыслом. За них это, в меру возможностей, делает экспрессивная музыка Тревора Гурекиса.

Аплодисменты Отелло

Это не означает, что полноценных объяснений (в частности оформленных в слова мыслей Тео по поводу "Щегла", сокрытого от мира) в фильме нет. Просто они приходят лишь в финале, когда уже не особо и нужны. Ведь этот финал — из-за практически сериального хронометража ленты — всегда столь далек, что кажется недостижимым.

Есть такой театральный анекдот: "Актриса так плохо играла Дездемону, что когда Отелло душил ее, зал взорвался аплодисментами". Вот и во время тягучего (пусть и не тягостного) просмотра "Щегла" где-то в глубине сознания может родиться неприветливое пожелание, на которое вряд ли рассчитывали авторы: чтобы герой наконец воплотил анонсированное в дебюте самоубийство, приведя фильм к долгожданному, пусть и трагическому, концу.

Сергей Васильев для delo.ua

Источник